Антиатеизм как замена антисемитизма в посткоммунистической России - П.А.Сарапульцев

В чём тут дело? Казалось бы, распад социалистического государства и создание новой России должны были привести, наконец, к равенству всех воззрений, но “современность подразумевает новую роль идей - посколькугосударство рассчитывает на их функциональную эффективность в деле идеологической мобилизации, по причине своей ярко выраженной тенденции к единообразию (проявляющейся в практике культурных крестовых походов) своей “цивилизационной” миссии и отчётливого прозелитизма (9)”.

А внезапное исчезновение пусть и не оправдавшей себя идеи построения всемирного царства равенства и счастья не могло не потребовать срочного нахождения новой государственной идеи. К несчастью низкий уровень историко-экономический подготовки большинства представителей новой правительственной верхушки общества (включая президента) и ярко выраженная ностальгия по имперскому величию привели к тому, что в качестве такой общегосударственной идеи для новой России была, пусть и не формально, признана идея православного христианства. Благо отличительной особенностью православной церкви было как раз то, что, осуществляя духовное наставничество, она всегда была поставщиком идей и формул политической лояльности.

В первую очередь помощь церкви понадобилась в отношении воспитания патриотизма. Ибо воспитание патриотизма, как показывает исторический опыт, жизненно необходимо при замене феодального строя буржуазным. Всегда, “когда династические ценности превращались в ценности национальных или националистических государств… патриотизм приходил на смену верности королю”.

Воспитывать же патриотизм проще всего на конкретных примерах, взятых из революционного или военного прошлого. В новой России ссылки на Октябрьскую революцию, на примере которых семьдесят лет воспитывался патриотизм в советском государстве, стали невозможны, поскольку она в сознании многих стала восприниматься как вооружённый переворот, отбросивший развитие государства на десятки лет назад. Единственным выходом оставались поиски внешней опасности, ибо “война - царство неизбежности, вынужденного слияния со своими властями - против чужих; война исключает доверие и приучает существовать в кольце врагов” (10).

В отношении “кольца врагов” пропагандистам новой России, в общем-то, повезло, благо идея о патологической воинственности ведущих капиталистических государств внушалась её гражданам на протяжении всего существования Советской России. Вот почему “сегодняшнее российское общество живёт и мыслит в военной системе ценностей, опьяняется разговорами о внешних врагах, а главное не критично воспринимает власть, не видя никакой альтернативы ей; какая смена власти в военное время? В таких обстоятельствах даже просто ругать её - уже предательство… Как можно оспаривать саму идею защиты Отечества” (10).

Иногда даже начинает казаться, что в государственную политику возвращаются представления, типичные для холодной войны. Так на вопрос полтика, представляющего движение “Демократический выбор”, Владимира Милова: “А почему для вас противник политический - это только либералы, демократы?”, депутат Госдумы и лидер проправительственного движения “Россия молодая” Максим Мищенко ответил: “… я считаю, что самым серьёзным противником для нас являются те люди, за которыми стоит самое сильное государство в мире - США… потому что эти люди пришли для того, чтобы не построить нашу страну и сделать её успешной и богатой, а для того, чтобы разрушить её изнутри” (11).

Однако исчезновение “железного занавеса”, позволившее свободно общаться с бывшими врагами, основательно подпортило представление о своей исключительности. И государству, предпочитающему интересы конкретного человека геополитическим интересам, было просто необходимо найти доказательство превосходства нашего Отечества над всем окружающим миром. Именно в этом вопросе идея православной исключительности оказалась как нельзя кстати: началась постепенная замена коммунистического патриотизма - патриотизмом православным.

И вот мы уже защищаем Сербию не потому, что уверены в её непогрешимости, а потому, что она также является православным государством. Более того, когда Владимир Мукусев попытался обратиться к правительству за помощью в поисках журналистов, погибших от рук сербских милиционеров, то “все мои попытки найти понимание у руководства страны… натыкались на главный вопрос: кто убил? “Сербы? Забудь о своём расследовании. Это может повредить нашим интересам на Балканах”… Мало того, в некоторых изданиях появились статьи, содержание которых даёт мне основание думать, что авторы получали гонорары “за правильное освещение” югославской темы не только в своих редакциях” (12).

Более того, член Общественного совета при Минобороны Игорь Коротченко с солдатской прямотой официально заявляет: “Вера укрепляет моральный дух солдат, способствует нравственному очищению и делает мотивированным и осознанным выполнение воинского долга даже там, где есть риск погибнуть в бою” (13). В принципе ничего нового в этих словах нет. Такие же религиозные мотивировки и осознания активно использовались ещё при крестовых походах и столетней войне. Жаль только, что опыт многовековой всемирной истории, доказавший кровавую бессмысленность религиозного патриотизма, остался “недоступным” для наших военных советчиков, наверное потому, что саму историю они представляют не мудрым учителем, а девушкой по вызову, обязанной исполнять любые желания.

Естественно, что подкрепление такого патриотизма требует обязательного выявления врагов и их последующего разоблачения и наказания. В принципе всегда при становлении национальных буржуазных государств происходили “преследования ведьм”, причём обычно они “были тесно связаны с уровнем беспокойств и напряжённостью, которые были вызваны крушением старого порядка и приходом порядка современного”.

Во времена расцветающего антисемитизма такими врагами были, конечно, евреи, в первую очередь потому, что еврей был “для патриотов - человек без родины” (14). Как правильно подметил Арендт: “Вряд ли какая-либо из черт еврейской несовместимости повлияла на форму современного антисемитизма сильнее и чьё воздействие было наиболее продолжительным, чем тот факт, что евреи… были “ненациональным элементом в мире складывающихся наций” (15).

В новой России место евреев закономерно заняли атеисты. Действительно, с одной стороны атеисты в силу своих убеждений не могли соглашаться с идеей православного патриотизма, призывающего быть готовыми отдать жизнь за православное государство, несущее человечеству свет самой правильной религии в мире, а, с другой стороны они, как и евреи, всегда были “склонны… рефлексировать свой экстерриториальный статус в терминах “общечеловеческих ценностей”.

Стремление и атеистов, и евреев к соблюдению “идеи гражданственности, которую пропагандировал либерализм” вполне понятно, ибо “если на какую защиту они и могли положиться, то только на защиту государства”. Но национально патриотическое государство, тем более авторитарного типа требует не рассуждающего одобрения всех идей его руководителей, и если само непосредственно и не притесняет инакомыслящих, то уж точно не препятствует, а скорее поощряет их гонителей.

Более того, похоже, что “статус внутренних иностранцев” начинает распространяться и на всех людей с прогрессивными взглядами. Так, когда “либеральная интеллигенция оскорбилась тем, что в молодёжном лагере на Селигере некие молодые активисты изобразили Людмилу Алексееву и Николая Сванидзе с использованием фашистской символики”, писатель Алексей Варламов поддержал “благоразумного слушателя”, который “высказался в том смысле, что “селигерский” почерк повторяет то, что было проделано устроителями московской выставки “Осторожно религия!”, ибо и там и там - мерзость!” (16). Трудно представить себе, что Варламов не смог понять разницу между деяниями художников, высказывающими собственное мнение, и деяниями молодых людей, воспитываемых прогосударственной партией на государственные деньги. Единственно, с чем можно согласиться, так это с заключительным выводом его статьи: “На Западе, к которому все кому не лень взывают, существует понятие честной игры. В России отсутствует”.

И, наверное, не случайно, что именно ревнители православного патриотизма с таким азартом призывают к отказу от естественных для человека семейных ценностей ради героических целей, которые столь важны для патриотического воспитания. Так ревнитель морали Дмитрий Соколов-Митрич (17), вспоминая съёмки ток-шоу “Картина маслом”, с восторгом цитирует “ведущего (он же журналист, писатель и поэт)” Дмитрия Быкова: “Мужчины, для которых на первом месте семейные ценности, это национальный балласт!.. Всё ради детишек, внучков, сватьев и жён с тёщами. Всё ради семейных ценностей! Это они выращивают поколение паразитов, не способных ни на что без папиной поддержки… Забраться на Эверест, написать роман, который получит Нобелевскую премию, совершить революцию в науке - вот цели, достойные мужчины… только такие люди способны поднять страну. Но, к сожалению, в нашей элите их слишком мало, зато более чем хватает тех, кто ради “семейных ценностей” готов пустить под откос собственное государство”.